По странам
По странам
Опубликовано в разделе:
См. также:
СШААвстралияМир дизайнаБританияСеверная ЕвропаФранцияГерманияИталияИспанияЯпонияДанияУкраинаШвецияНовая ЗеландияИндонезияИндияШвейцарияАвстрияБельгияИрландияШотландияНидерландыИзраильКанадаСингапурБеларусьБразилияЛитваМексикаФинляндияМолдавияКазахстанКоста-РикаГонконгГватемалаБолгарияЛатвияЧехияЮАРТурцияКипрГрецияАрмения
Houzz Германия: Брутализм в действии или «коммуналка» для архитекторов
В свое время дом Брандльхубера в Берлине наделал шума в архитектурных кругах. Сейчас в нем сложился весьма своеобразный коллектив жильцов
«Сегодня утром меня разбудил Никлас Маак», — говорит Сэм Чермаев, пока мы осматриваем его студию на Брунненштрассе. Никлас — руководитель отдела культуры газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung и архитектурный критик. Он просто поднялся вверх по лестнице на один этаж, поскольку этажом ниже находится офис архитектора Арно Брандльхубера, а сам Арно живет еще этажом выше. Двери? Не тот случай. Дом принадлежит Арно, и тут все без церемоний — в том числе, совершенно не важно, кто кого разбудит утром.
Сэм родом из Нью-Йорка, ему 33 года, и у него собственная архитектурная мастерская в берлинском районе Кройцберг. До этого он шесть лет работал в Японии на Sanaa. С Арно он встретился, когда курировал выставочный проект этого архитектурного бюро на Венецианской биеннале. «Нас представил друг другу Томас Деманд, один из наиболее видных представителей современного немецкого искусства. С той поры мы друзья». Так совпало, что осенью 2013 года Арно и Сэм одновременно расстались со своими подругами. Студия в доме Арно освободилась, и туда въехал Сэм. Так началась история одной дружбы между архитекторами. Само собой, в архитектурном контексте.
О проекте
Кто здесь живет: Сэм Чермаев (Sam Chermayeff), архитектор из Нью-Йорка
Размер: 48 кв.м
Место: Дом с мастерскими и галереями в берлинском районе Митте
Фото: Лука Джирардини (Luca Girardini)
Сэм родом из Нью-Йорка, ему 33 года, и у него собственная архитектурная мастерская в берлинском районе Кройцберг. До этого он шесть лет работал в Японии на Sanaa. С Арно он встретился, когда курировал выставочный проект этого архитектурного бюро на Венецианской биеннале. «Нас представил друг другу Томас Деманд, один из наиболее видных представителей современного немецкого искусства. С той поры мы друзья». Так совпало, что осенью 2013 года Арно и Сэм одновременно расстались со своими подругами. Студия в доме Арно освободилась, и туда въехал Сэм. Так началась история одной дружбы между архитекторами. Само собой, в архитектурном контексте.
О проекте
Кто здесь живет: Сэм Чермаев (Sam Chermayeff), архитектор из Нью-Йорка
Размер: 48 кв.м
Место: Дом с мастерскими и галереями в берлинском районе Митте
Фото: Лука Джирардини (Luca Girardini)
Сэм Чермаев, архитектор и один из двух совладельцев бюро June14 Meyer-Grohbrügge & Chermayeff, в своей спальне. На кровати валяются вовсе не остатки бурной ночи, а фрагменты арт-объекта Карли Фишер (Carly Fischer). Австралийская художница воспроизводит из картона мусор: банки колы, пачки сигарет, окурки, обертку от жвачки. Пакет за спиной Сэма — тоже часть ансамбля. Выглядит пластиковым, на самом же деле — из бумаги.
В эту комнату, где господствует декоративный бетон, можно попасть разными путями. Можно войти из квартиры выше, где живет сам Арно; можно — из его же бюро этажом ниже; или — по лестницам, ведущим из внутреннего двора вверх.
Стол — работа живущего в Берлине датского умельца Туэ Гринфорта (Tue Greenfort), встроившего в него уличный фонарь. Еще один источник света — спроектированная Акилле Кастильони (Achille Castiglioni) настольная лампа Taccia.
«Прекрасно, что есть, наконец, кухня», — говорит Сэм. — Я ведь пользуюсь ванной Арно, поскольку на моем этаже таковая отсутствует. Зато благодаря кухне у меня неограниченный доступ к проточной воде».
Стол — работа живущего в Берлине датского умельца Туэ Гринфорта (Tue Greenfort), встроившего в него уличный фонарь. Еще один источник света — спроектированная Акилле Кастильони (Achille Castiglioni) настольная лампа Taccia.
«Прекрасно, что есть, наконец, кухня», — говорит Сэм. — Я ведь пользуюсь ванной Арно, поскольку на моем этаже таковая отсутствует. Зато благодаря кухне у меня неограниченный доступ к проточной воде».
«Идея дизайна кухни началась с тостера. Это чудесный тостер. Сперва я спроектировал под него подставку, затем то же самое было сделано для раковины и так далее. Идея состоит в том, чтобы выдержать все в стиле кэжуал», — рассказывает Сэм, приоткрыв ненадолго холодильник. В нем три предмета: бутылка вина и два
вида французского мягкого сыра. Рядом с раковиной лежит рукавица для устриц, чтобы всегда была под рукой.
вида французского мягкого сыра. Рядом с раковиной лежит рукавица для устриц, чтобы всегда была под рукой.
Поскольку эта часть лестницы, идущей по краю кухни, не используется, она служит местом хранения макетов того, что сейчас в работе.
«Мы с Арно часто встречаемся вечерами пропустить по бокалу и говорить об архитектуре. Он приобрел участок земли на полуострове Рокавэй в Квинсе в Нью-Йорке, и сейчас мы разрабатываем концепцию еще одного дома, где можно жить и работать — такого, как этот. Макеты — часть проекта», — рассказывает Сэм.
Рядом расположился огромный серый встроенный шкаф.
«Мы с Арно часто встречаемся вечерами пропустить по бокалу и говорить об архитектуре. Он приобрел участок земли на полуострове Рокавэй в Квинсе в Нью-Йорке, и сейчас мы разрабатываем концепцию еще одного дома, где можно жить и работать — такого, как этот. Макеты — часть проекта», — рассказывает Сэм.
Рядом расположился огромный серый встроенный шкаф.
Из спальни просматривается коридор, а в нем — скамейка из фанеры, представляющая из себя вытянутую версию знаменитого стула Геррита Ритвельда (Gerrit Rietveld). Так и не покрытая лаком, она выглядит натуральнее, чем ее прообраз.
Кровать в форме остроугольного треугольника изначально создавалась бюро
Чермаева для одной выставки. Потом он перевез ее в свою квартиру. «Мне трудно представить в этом пространстве обычную кровать, — говорит он. Даже покрывало, и то — треугольное: Его сшили студенты, занятые в моем бюро. Я им, разумеется, за это заплатил».
Чермаева для одной выставки. Потом он перевез ее в свою квартиру. «Мне трудно представить в этом пространстве обычную кровать, — говорит он. Даже покрывало, и то — треугольное: Его сшили студенты, занятые в моем бюро. Я им, разумеется, за это заплатил».
Картины и объекты в изголовье кровати — пестрый набор из унаследованных вещей и прочего нажитого. Серию Йозефа Альберса «Поклонение квадрату» (Josef Albers, «Hommage to the Square») дед Сэма много лет назад вырезал из книги и вставил в рамку.
Игрушечный кран Сэм превратил в лампу с помощью провода и лампочки. В основу
заложена универсальная идея: поскольку краны созданы для того, чтобы выполнять как можно больше движений, то в игрушечной версии они отлично подходят в качестве основы для светильника.
Встроенная деревянная полка наряду с прочими стеллажами — элемент дизайна студии. Окна наполовину полупрозрачные, наполовину прозрачные. Помимо остроконечной кровати здесь также есть треугольная банкетка с мягкой обивкой.
заложена универсальная идея: поскольку краны созданы для того, чтобы выполнять как можно больше движений, то в игрушечной версии они отлично подходят в качестве основы для светильника.
Встроенная деревянная полка наряду с прочими стеллажами — элемент дизайна студии. Окна наполовину полупрозрачные, наполовину прозрачные. Помимо остроконечной кровати здесь также есть треугольная банкетка с мягкой обивкой.
Архитектурная концепция здания проста и ясна. Кругом архитектурный бетон. Никакой теплоизоляции, никаких перил и сплошь открытые пространства — двери только в ванной. Фасады с обеих сторон имеют панорамное остекление или
обшиты полупрозрачным пластиком. Поскольку здание является собственностью
Арно и им же было построено, он не придерживался норм Немецкого института стандартизации (DIN).
обшиты полупрозрачным пластиком. Поскольку здание является собственностью
Арно и им же было построено, он не придерживался норм Немецкого института стандартизации (DIN).
Спинка встроенной скамьи выполнена из натянутых канатов. Стол с зеленой столешницей Сэм соорудил сам из плексигласа. Образцом послужил рисунок его друга Георга Дица (писателя и журналиста Die Spiegel), выразившего на бумаге свою внутреннюю боль в виде абстрактного изображения.
К стене прислонена коробка, в которой был доставлен кухонный стол. Когда наш фотограф Лука Джирардини задал вопрос, не стоит ли убрать ее из кадра, Сэм ответил: «Нет, я живу с ней. Пусть стоит».
К стене прислонена коробка, в которой был доставлен кухонный стол. Когда наш фотограф Лука Джирардини задал вопрос, не стоит ли убрать ее из кадра, Сэм ответил: «Нет, я живу с ней. Пусть стоит».
«Это фото я стянул у своей сестры. Оно входит в серию Пола Фуско «Похоронный
поезд» (Paul Fusco, «Funeral Train») . В свое время Фуско, сидя в поезде, где везли тело Роберта Кеннеди, фотографировал оттуда людей», — вспоминает Сэм. Бетонный стол сохранился с той поры, когда здесь еще жила подруга Арно.
поезд» (Paul Fusco, «Funeral Train») . В свое время Фуско, сидя в поезде, где везли тело Роберта Кеннеди, фотографировал оттуда людей», — вспоминает Сэм. Бетонный стол сохранился с той поры, когда здесь еще жила подруга Арно.
Этажом выше находится ванная комната, которую делят Арно и Сэм: «Люди, конечно, строят догадки, не пара ли мы. Но это не так». Раковина и унитаз были спроектированы Луиджи Колани (Luigi Colani) в 1975 году для Villeroy & Boch. В те времена тот факт, что дизайнер вдруг занялся эргономией и эстетикой туалета, был неслыханным.
На крыше раскрывается последний секрет этой необычной мужской «коммуналки». Это сауна из плексигласа, которую спроектировало бюро Сэма и куда, подобно скалолазу, попадаешь по довольно крутому скату крыши — без перил, разумеется. «Стоит признать, что, когда крыша мокрая, тут можно навернуться, — говорит Сэм. — Увы, такое случается».
Жильцов дома это, правда, не смущает. И вот теперь, с верхнего этажа здания напротив, сотрудники Сенатской канцелярии по делам культуры время от времени могут наблюдать людей, принимающих сауну.
«Возможно, поэтому я и не получаю от берлинского Фонда поддержки культуры
никаких денег на свои проекты», — смеется Сэм. — Они полагают, нам и без того неплохо живется». Может, так оно и есть.
Жильцов дома это, правда, не смущает. И вот теперь, с верхнего этажа здания напротив, сотрудники Сенатской канцелярии по делам культуры время от времени могут наблюдать людей, принимающих сауну.
«Возможно, поэтому я и не получаю от берлинского Фонда поддержки культуры
никаких денег на свои проекты», — смеется Сэм. — Они полагают, нам и без того неплохо живется». Может, так оно и есть.